Музыка ночных поездовЭто было глубоко-глубоко под землей. На той ветке метро, что залегает глубже всех. Он стоял у края платформы. Раскрылись двери поезда, и редкие в столь поздний час пассажиры начали разбегаться в разные стороны. А он все стоял... У этого парня были пепельные волосы. Пепельные... как бы правильно сказать, волосы у него были именно такого цвета, каким должен быть пепел. Он то ли рисовал, то ли писал что-то в блокноте, периодически покручивая в пальцах старомодную перьевую ручку. Замирал, то на секунду, то на несколько минут, и снова возвращался к своему блокноту.
читать дальшеЯ остановился у стеклянный будочки справочной, засмотревшись на этого странного завсегдатая ночных перронов. Из оцепенения меня вывел голос владычицы справочной. Старушка тоже уставилась в сторону пепельноволосого: "Ходит и ходит. Каждый месяц ходит. Как месяц пройдет, так и приходит. И стоит, и стоит. Всю ночь так стоит. Другого давно бы милиция погнала. А его не гонют...". Старушка из справочной отвернулась от нахального ночного гостя, а я, наконец придя в себя, пошел своей дорогой...
На следующий день в редакции я столкнулся с одной из своих коллег. В руках она несла журнал Форбс. Картинка на развороте неожиданно привлекла мое внимание. Да, совсем забыл сказать... я журналист. Ну, как журналист... Приношу иногда в редакцию свои статьи и материалы, но в штат меня не взяли до сих пор. Можно сказать, что я вольный репортер, хотя вольность эта мне осточертела настолько... Но я отвлекся. На развороте журнала был тот самый пепельноволосый парень, которого я накануне видел в метро. "Кто это на обложке?" - спросил я, не задумываясь. Моя коллега одарила меня таким взглядом, который, видимо, должен был отличать людей, регулярно читающих Форбс, от остальных низких смертных: "Это же сам Иржи Кунья! Эксцентричный миллионер и бесподобный музыкант и композитор. Говорят, что слово "гениально" не отражает и толику его таланта. Здесь даже слово "божественно" немного пасует. Никаких записей. Дает только нерегулярные маленькие концерты для таких же толстосумов, как и он сам. Входной билет стоит столь баснословных денег, что только они и способны заплатить. Прессу сюда, конечно, не пускают. Этот Иржи Кунья - темная лошадка. Никто ничего не знает о его жизни, кроме тех редких концертов. Выходит в кольце телохранителей, садится в бронированный авто, и только его и видели," - моя коллега открыла журнал, - "Вот смотри. Пару раз папараци пытались его поймать. Но где уж там!" - на фотографиях были лишь сильно размытые очертания, как будто кто-то заслонялся от камер невероятно быстрыми движениями, - "То фото на развороте - единственное четкое. Сделано на каком-то приеме, где так быстро не повертишься. Господин Кунья не выступает на телевидении, ничего о себе не рассказывает, о нем вообще ничего доподлинно не известно!". Я рискнул прервать свою коллегу: "Подожди, подожди. Как ты думаешь, если я принесу интервью с этим загадочным Иржи Кунья, меня возьмут в штат?"
- Возьмут ли тебя в штат? Возьмут ли тебя в наш штат? - коллега смотрела на меня, как на ненормального. - Да тебя за такое интервью в Форбс с руками и ногами заберут!
Я только хитро усмехнулся...
Целый месяц я ждал этой встречи. Я пришел на станцию уже совсем ночью. На этот раз пепельноволосый сидел прямо на самом краю платформы, свободно свесив вниз ноги. Рядом с ночным гостем стояла початая бутылка пива и валялось пара безделушек: открывашка со стилизованным изображением быка и золоченая перьевая ручка. Бутылек дорогих паркеровских чернил тоже стоял неподалеку. Я бесцеремонно присел рядом: "Господин Иржи Кунья?"
- Чем могу быть любезен в столь поздний час? - я не сразу смог собраться с мыслями и ответить на этот простой вопрос, мое внимание привлекло лицо миллионера. У него были очень резкие хищные черты. Это лицо было словно вырезано из камня. Вот только его глаза... они контрастировали с надменной холодностью господина Куньи... в этих глазах будто бы горел огонь. Они были не просто карими... Казалось, что эти глаза вылиты из жидкого янтаря. Янтарные потоки перетекали в них, завораживали... Я мотнул головой, пришел в себя и сказал: "Понимаете, я журналист. Я хотел бы попросить Вас дать интервью." Ночной гость на секунду замер, а потом безразлично ответил: "Что ж... спрашивайте."
Я задавал вопросы, в основном, о музыке и о его отношении к разным проблемам современности. Миллионер отвечал бездумно, уставившись в одну точку. Не успел я закончить с вопросами, как господин Кунья прервал меня: "Могу ли я вернуться к своей работе?"
- Да, кончено. Но могу ли я в следующий раз рассчитывать на продолжение беседы? - набрался я храбрости.
- Да, да, конечно, - ночной гость сказал так, словно даже эти слова давались ему с трудом, как будто что-то мучило его. Пепельноволосый потянулся за золоченым пером и тогда я заметил на лацкане его пиджака тот же знак, что и на открывашке. Стилизованный бык. Я присмотрелся повнимательнее и понял, что это была не простая жестяная открывашка. Она была из тяжелого чуть серебристого металла. То ли платина, то ли белое золото... В это время господин Кунья заправил ручку чернилами и начал выводить в блокноте неровные ряды нот.
- А, если не секрет, что Вы делаете?
- Я слушаю музыку... музыку ночных поездов, - он ответил предельно холодно и серьезно, вот только глаза... эти горящие янтарем глаза смеялись... насмехались надо мною...
Мне долго не давал покоя его ответ и этот знак со стилизованным быком. Я обратился к одному своему другу, который как раз занимался всякими знаками и гербами. От него несколько дней не было вестей, и тут вдруг ответ: "Слушай, я уже думал, дело труба, но тут неожиданно наткнулся в подборке на одну старую-престарую газету." Заголовок гласил: Его императорское высочество Светлейший князь Николай Александрович дарует сей герб и личное дворянство музыканту и композитору одареннейшему Иржи Кунья. Под заголовком был изображен хорошо известный мне герб со стилизованным быком. Дальше шла приписка: Вот, что по этому поводу говорит наш знаменитый и уважаемый современник Александр Николаевич Скрябин: "Нет на всей Земле таланта большего, чем музыка, что милостивый сударь Иржи Кунья пишет и играет. Ни разу не удалось мне ни написать ничего подобного, ни даже сыграть написанного им..." А в самом низу была фотография. Николай Второй стоит рядом со столь знакомым мне обладателем пепельной шевелюры. Мне казалось, что даже с черно-белого фото на меня смотрят эти странные янтарные глаза. И они вновь смеялись надо мной. Мой друг заметил, что я, не мигая, уставился на портрет музыканта и пояснил: "Считается, что это дед ныне известного господина Иржи Кунья..."
- Что с ним случилось, что о нем известно? - перебил я своего друга.
- Да ничего почти. После революции вроде бы исчез. Говорят, как в воду канул, - господин Кунья приносил лишь новые загадки. Все больше вопросов, и ни одного ответа.
Вечером перед самой встречей с эксцентричным миллионером я сидел в небольшой кафешке и болтал с друзьями. Мне показалось, что это будет забавно, и я рассказал историю про одного типа, который ровно раз в месяц на всю ночь спускается глубоко под землю - ни словом, конечно, не обмолвившись, что этого типа зовут Иржи Кунья - и не забыл упомянуть, что сегодня именно такой день. Одна моя знакомая фыркнула: "Как же так можно! Как можно прятаться от такой дивной ночи, ведь светло же, как днем." Я посмотрел в окно. На меня нахально таращилась желтая как сыр полная луна.
- Полнолуние. Черт, черт, черт, - в сердцах я стукнул кулаком по столу, друзья удивленно уставились на меня...
- В прошлый раз Вы солгали мне. Вы слушаете здесь не какую-то там музыку, Вы прячетесь под землей от полной луны! - начал я безо всяких преамбул. На лице господина Куньи не дрогнул ни один мускул, но глаза, эти глаза торжествующе рассмеялись.
- А если я скажу, что слушаю здесь музыку полной луны, - сказал он задумчиво.
- Но ведь здесь луны не видно, - странный ответ сбил меня с толку.
- Вы знаете, что обычно делают собаки при виде луны?
- Они обычно на нее воют, - ответил я в замешательстве.
- Вот я бы тоже завыл, - его глаза полыхнули таким кровавым огнем, что я невольно отшатнулся. Я только сейчас понял, отчего Иржи Кунья всегда держался так холодно и отвечал столь безразлично. Его знобило и покачивало, руки его немного тряслись. Я даже представить себе не мог, что сейчас чувствует обладатель этих странных янтарных глаз.
- Я не сочиняю музыку. Я лишь пытаюсь повторить самую совершенную мелодию на свете. Музыку, которую слышу даже здесь. Музыку полной луны. Вот только мелодия каждый раз получается разная...
- А этот Ваш дар...
- Мой дар?! - пепельноволосый миллионер оборвал меня на полуслове, - Мой дар?! - он хрипло расхохотался. У господина Куньи был очень неприятный лающий смех, - Мой дар?! Я бы уж лучше сказал "мое проклятье"...