Золотой Век. Падение с небес. Главы 4,5,6

[overp]

Глава 4. Последний день Помпей.
Солнце еще только начинало клониться к полудню, а страж Геркуланумских ворот уже вовсю обливался потом. Носить доспехи ему было положено по долгу службы, которую страж обычно проклинал в столь жаркие дни, как сегодня. Еще он проклинал начальство, поставившее его в караул в день всеобщих гуляний, и собравшуюся со стороны Геркуланумских ворот толпу спешащих на праздник людей.
- Клянусь Поллуксом! Раз вы ошиваетесь здесь уже битый час, то сможете и еще подождать. А то не вам одним на праздник хочется, - рявкнул на толпу стражник, радуясь, что ни ему одному в этот день столь сильно не повезло.
Заслышав крики стража порядка, толпа, подобно морской волне, отхлынула от Геркуланумских ворот. На месте остался стоять лишь высокий молодой человек, одетый в заколотую на щеголеватый манер тунику. Стражник с интересом уставился на странного путника: тот вел на привязи пару овец - видимо, на продажу - личные рабы его не сопровождали, простые сандалии путника успели изрядно запылиться. Ни дать, ни взять мелкий торговец. Но стража смущала та самая заколотая на столичный манер туника. Она была из безумно дорогого тирского пурпура. Перед представителем власти путник не робел, в знак почтения он чуточку склонил голову и заговорил: “Близится полдень, а мой товар еще не распродан. Со всех концов стекаются люди в город Помпеи, почему бы и тебе, добрый страж, не впустить меня?”
- А кто ты вообще такой? Никак не разберу, – стражник еще пристальнее вгляделся в замершего у ворот человека, - Вроде, и не богач, и не бедняк!
- Мое имя Максимиан Костэрий Феликс. По торговым делам я прибыл в Геркуланум на корабле из Рима. А из Геркуланума пришел в славный город Помпеи…
Договорить стражник ему не дал: “А овец ты, получается, в Геркулануме купил?”
- Нет, - гордо вскинул голову путник, - Я привез их на продажу прямо из столицы… из Рима!
- Так, значит, ты на корабле к нам овец вез? Из Рима?! Эх, не нравишься ты мне, Максимиан Костэрий Феликс. Клянусь Поллуксом! Что-то с тобою не чисто…

Казавшаяся такой безупречной легенда летела ко всем чертям. Максим выругался про себя и пожалел, что в роли андроида, лишился поддержки всеведущих компьютеров корпорации. Сочиняя легенду, он опирался исключительно на собственные знания. А еще овцы! Это, конечно, была задумка Канри. Этакая тонкая издевка над заносчивым демиургом. Овцы только и делали, что противно блеяли и никак не хотели идти в направлении города. На дорогу с ними он потерял на час больше, чем, если бы шел один. А еще час он простоял у ворот, потому, что стражник, видите ли, не соизволил их впускать. А Костэру позарез нужно было до полудня оказаться в городе.
- Может быть, эти пятьсот сестрециев станут утешением для человека, которому слепая Фортуна уготовала во время празднества сторожить Геркуламумские ворота, - Максим снял с пояса мешочек с монетами.
По тому, как на него уставились стоящие у ворот люди, Костэр понял, что дал слишком много. А еще он понял, что стражник с самого начала ждал от Максима денег, и нечего было одеваться в тирский пурпур! Если бы эта мысль пришла в голову демиургу Максиму Костэру раньше, то не пришлось бы битый час стоять у ворот… Пока Костэр думал обо всем этом, блюститель порядка, воровато озираясь, спрятал мешок с монетами и приоткрыл для Максима ворота. Костэр попытался быстро прошмыгнуть в открывшийся проход, но не тут-то было! Овцы перед самыми воротами уперлись и никак не хотели входить в город. Под сердитыми взглядами стражника Максим кое-как загнал внутрь свой “живой товар” и поспешил к центру города, подальше от ненавистных Геркуланумских ворот.

Помпеи со всеми их храмами и портиками, театрами и базиликой, термами и форумом были сотворены Афиной. По крайней мере, именно под этим именем Максим Костэр знал одну из самых ярких представительниц Олимпийского клуба. Если в мире, сотворенном Костэром, в вечном цикле прокручивались целых три дня, то здесь – всего один. А все потому, что это был последний день Помпей. Из курса истории Максим помнил, что извержение Везувия началось где-то в районе полудня. Вот почему молодой демиург так спешил, вот почему эти два потраченных впустую часа могли сыграть роковую роль. Канри еще утром “десантировала” Максима на краю сотворенного Афиной мирка, предоставила ему широкий выбор одежды, соответствующей месту и времени, предложила подумать над его новым амплуа и вручила в подарок пару овец, как выразилась сама девушка: “Чтобы тебе, Костэр, не было скучно”. За время пути Максим успел дать блеющим всю дорогу овечкам звучные имена: Злоба и Ненависть. Ну, а если забыть об излишне “разговорчивых” животных, то стоящее перед Костэром задание было простым: добраться до Помпей, пройти город насквозь и выйти на другом конце рукотворного мирка. Вот только была одна загвоздка. От выхода из города до края этой территории - часов шесть пути. А извержение Везувия, как помнил Максим, “накрыло” не только Помпеи, но и земли в радиусе многих миль вокруг. То есть он просто не успеет уйти. Оставался единственный вариант: корабль. Город располагался недалеко от моря, а, значит, рядом был порт. Именно туда и направился Максим.

Запруженная в эти часы народом Домицианова улица была столь широкой, что на ней легко могли разъехаться два экипажа. Громко позвякивая колокольчиком и разгоняя праздно шатающихся зевак, украшенная бронзовыми рельефами колесница пробивалась сквозь толпу. Неожиданно прямо под колеса ей выскочила овца. Колесничий резко остановил лошадей, заставив владельца колесницы недовольно скривиться. Вслед за овцой на дорогу выскочил и ее хозяин.
- Во имя Юпитера! Убери свою овцу с дороги. Мы чуть не перевернулись! – прикрикнул на выскочившего на дорогу колесничий, но тут же получил затрещину от своего пассажира: “Как ты не видишь, раб, что перед тобою стоит благородный римлянин, и ты чуть не задавил его любимую овцу!”
Похоже, этому состоятельному жителю Помпей даже в голову не могло прийти, что одетый в тирский пурпур Максим привез овец на продажу. Максим же не преминул этим воспользоваться. Он мысленно похвалил овцу - кажется, это была Злоба - и с гордым видом обратился к владельцу колесницы: “Благодарю друг! Моя овечка выскочила на дорогу, и, если бы не воля провидения, не пастись бы ей больше на зеленых лугах. Я не здешний, и мне пора возвращаться на родину. Не подскажешь ли ты мне, благородный горожанин, как кратчайшим путем добраться в порт?”
Костэр действительно не знал, где здесь порт. Он явно переоценил свои познания в вопросах географии этого рукотворного мирка. Максим решил, что если идти вслед за толпой, то обязательно придешь к морю. Но сегодня был какой-то праздник, и жители просто праздно шатались по городу. А солнце тем временем успело добраться до наивысшей точки небосклона, и, кажется, дразнило оттуда молодого демиурга: мол, меня-то здесь Везувий не достанет. Кроме того, Злоба и Ненависть последний час вели себя как-то неспокойно: жалобно блеяли всю дорогу, метались из стороны в сторону. Максим понимал, что это, скорее всего, ненастоящие овцы – хотя от Канри можно было ожидать чего угодно – но ведь им должны были быть переданы какие-то инстинкты, а уж животные все чувствуют. И даже если перед ним не настоящие животные, а андроиды… Максиму сразу представилась овца, сидящая в операторском кресле где-нибудь в командном центре, и решающая когда и что нужно блеять той же Ненависти… Тьфу! Не андроиды, а роботы! Полностью запрограммированные роботы. Но дела это не меняло, потому как время поджимало, и нужно было бежать, бежать, бежать! Вот только богатый житель Помпей опасений Максима не понимал. Он улыбнулся Костэру и заговорил звонким приятным голосом:
- В порт?! Брось, римлянин, сегодня же праздник! Наши термы, конечно, не сравнятся с императорскими, а на арене не бьются каждый день гладиаторы, но и нам есть, чем тебя удивить! Поехали со мною. В моих подвалах ждут своего часа амфоры с лучшим вином. Настало время отдать честь Вакху!
- Пусть я всю жизнь буду проклинать себя за то, что не отведал вин из твоих погребов, но поверь, благородный горожанин, мне срочно нужно в порт, - продолжил гнуть свою линию Костэр.
- Ну, если так… - начал, было, житель Помпей, но его грубо прервал колесничий: “Взгляните, господин!”. Владелиц колесницы вновь поднял руку, чтобы ударить раба: “Не видишь, два благородных человека разговаривают!”, но колесничий что-то залепетал и указал вверх и немного вправо. Его господин повернул в указанном направлении голову, да так и замер. Подобно стволу гигантского дерева над Везувием возвышался столб черного дыма, а по краям от него расходились огненные ветви. Зрелище было жутким, но одновременно и завораживающе красивым. Все люди, как один, замерли, не в силах оторвать взгляда от этого “знамения богов”. Бросился бежать один лишь Максим Костэр. Он расталкивал локтями прохожих, прорываясь к стене ближайшего здания, над которой нависал массивный каменный козырек. Тем временем, над исполинским стеблем распустился бутон угольно-черного цветка. Этот “бутон” оторвался от стебля и, обратившись черной тучей, помчался в направлении города. Люди на улицах стали приходить в движение, лишь когда с неба на них крупными хлопьями повалил вулканический пепел. Костэр услышал, как в толпе отчаянно заблеяли овцы, и было в этом протяжном “бе-е-е-е” что-то жуткое, заунывное, заставляющее леденеть кровь в жилах. Молодой демиург никогда бы не подумал, что овцы способны так блеять. Но голоса уносимых толпой животных все удалялись и удалялись, пока не умолкли совсем. Костэру было жаль ни в чем не повинных Злобу и Ненависть. Демиург уже начал задумываться, чем бы он смог им помочь, когда в крышу дома, под козырьком которого прятался Максим, ударила раскаленная каменная глыба. Теперь с небес падал не только пепел. Люди бросились врассыпную: кто по домам, чтобы забрать свои богатства, а кто и сразу к выходам из города. Но спасенья не было нигде: землю сотрясла серия чудовищных толчков, Костэр остался на ногах лишь потому, что крепко уперся спиной о стену здания. Оглянувшись, демиург заметил, что по стене зазмеились трещины, а спасительный козырек над головой опасно накренился. И тогда Максим бросился бежать…
Это было сродни сумасшествию. То и дело воздух пронзали крики убитых и раненых. Небеса, подобно лавине, обрушивали на головы ни в чем не повинных горожан град из раскаленных каменных осколков. Хлопья угольно-черного пепла люди перестали уже даже замечать. Черное облако спускалось все ниже и ниже, а вместе с ним на город опускалась тьма…
Демиург Максим Костэр потерял счет времени. Может, он кружился в этом людском круговороте лишь несколько минут, а, может, и пару часов. Понять это было трудно, ведь тьма сгустилась настолько, что ее было трудно сравнить даже с самой безлунной ночью. Эта была душная, вязкая темнота, пахнущая серой и смертью. В начале Максим обрадовался дождю, но потом по крикам людей демиург осознал, что небеса обрушили на них потоки кипящей зловонной воды. Эти потоки смешивались с пеплом, покрывая землю слоем омерзительной черной жижи. Небо озаряли лишь редкие вспышки молний. Они, подобно живым существам, упирали свои корявые руки-ветви в землю, и так и замирали, словно прибитые гвоздями к небесной тверди. И в эти минуты, когда все вокруг светлело, Максим наблюдал страшные картины: сцены беззакония и вседозволенности, пир во время чумы, последнюю агонию умирающего города. Вот, оглашая округу безумным нечеловеческим хохотом, бежит по дороге бродяга-грабитель с мешком золота на плечах. Вот десяток не верящих в спасение пьяниц пытаются откупорить винную бочку. Один из них силится зажечь факел, но вихри налетающего не пойми откуда ветра, рушат все его надежды. Вот немолодой жирный торговец прижал к стене хрупкую девчонку в разорванной тунике. Глаза его остекленели, а во всех движениях чувствуется что-то звериное. Его жертве, наверное, нет еще и двенадцати… Максим резко отвернулся. – Это всего лишь куклы, куклы, куклы! - твердил он себе. Демиург просто не мог, да и не хотел верить во все происходящее, - Зачем Канри послала меня сюда? Она хотела, чтобы я увидел все это. Но какими бы жесткими не были увиденные картины, именно так когда-то и было на самом деле. В чем же презираемые тобою туристы, Канри, отступили от буквы действующего в этих рукотворных мирах закона?
Но отстраниться от происходящего Максиму удалось ненадолго. Осветившая небо молния открыла впереди очертания величественного храма, и толпа бросилась искать укрытия под его могучими сводами, словно песчинку увлекая за собою молодого демиурга. Он очень вовремя успел прижаться спиной к мраморной колонне. Дождь из каменных осколков усилился, выкашивая и без того уже поредевшие толпы мечущихся в панике горожан. А потом все неожиданно стихло. Стало слышно, как в страхе перешептываются люди, и завывает между домами ветер. Над Везувием зависло сразу с десяток разноцветных молний. И в этот самый момент через дыру, пробитую в крыше храма одной из раскаленных глыб, демиург Максим Костэр увидел сцену ужасней и мерзостнее, всех тех, что он когда-либо наблюдал.
На крыше храма стоял легкий пластиковый столик и пара таких же пластиковых стульев. На одном из стульев, закинув ногу на ногу, восседал вечно молодой господин с хрустальным бокалом в руке. Он был одет в белоснежно-белый фрак с вышитой на нем броской эмблемой. Белым драконом. На фраке цвета первого снега не было заметно ни пятнышка пепла. Видимо, наряд “белого” защищало какое-то силовое поле. Напротив этого хозяина жизни сидела его молодая спутница. На девушке было кроваво-красное коктейльное платье, каблуки на высокой шпильке и кокетливая шляпка с широкими полями. Между ними на столике стояла бутылка игристого вина и причудливый букет в хрустальной вазе.
- Вероника, я хочу сделать тебе предложение, - его слова столь сильно не вязались с окружающей агонией, что в этом было что-то страшное. – Знаю, я никогда не был образцом верности, но я готов распрощаться с прежней распутной жизнью. Ты, наверное, удивлена, что мы встретились в столь неожиданном месте, но в этом есть что-то символичное. По древней легенде птица феникс возродилась из пепла, и я тот самый феникс, - речь была явно заготовлена заранее. – Пусть все плохое, что было в моей душе, выжжет в этот миг пламя Флегетона, - с этими словами вечно молодой хозяин жизни, высокопоставленный экономист корпорации, “белый министр” кивнул в сторону замершего Везувия.
- Это так неожиданно, Роберт, - нарочито наивно захлопала ресницами Вероника, - Мне нужно подумать. Это ведь так сразу не решается. Но зачем все это? Зачем этот пластик, хрусталь, вино и костюмы. Так же, вроде, нельзя. У тебя могут быть неприятности. Тебя же могут оштрафовать на такую сумму, что я и представить-то боюсь!
- Любимая, я все улажу, - Роберт накрыл своей ладонью ладонь Вероники. Слова его были наполнены нежностью, но в глазах читалось упоение… упоение могуществом и властью. Может быть, девушке было этого не понять, но вот демиург Максим Костэр слишком хорошо знал этот самодовольный взгляд нашкодивших туристов. Неожиданно, Вероника указала куда-то вправо:
- Смотри, Роберт, смотри. Там вдалеке копошатся люди. Сотни людей. И там пожар, Роберт. Они же могут все сгореть!
- Успокойся, - мужчина в белом фраке, бросил безразличный взгляд в сторону, куда указывала его спутница. – Это не люди, это всего лишь куклы. Манекены. Они просто разыгрывают для нас с тобою спектакль. В этом нет ничего страшного, - и явно, чтобы успокоить девушку, добавил. - Глади, гляди. Тот, что слева так смешно ковыляет по улице.
Вероника звонко рассмеялась: “А вон тот тащит здоровенный мешок. Ему ведь его не поднять. Словно муравей, несущий соломинку. Я поняла! Они похожи на муравьев, снующих вокруг тлеющей головешки. Это так забавно, Роберт”.
- Вот видишь, в этом нет ничего страшного, - у “белого” была очень приятная располагающая улыбка, ему хотелось верить, хотелось довериться. - Вероника, когда-нибудь лет через сто, мы с тобою будем вспоминать эту встречу. Встречу, связавшую наши судьбы. Встречу у подножия Везувия, - Роберт кивнул в сторону высящегося вдали вулкана. Вулкана, подобного замершему перед прыжком зверю. Замершему, чтобы нанести обреченному городу последний роковой удар.
Сначала небо осветила ярчайшая вспышка. Вспышка, превосходящая сияние десятка, танцующих над Везувием молний. В свете ее Максим заметил две спускающиеся с небес тени. Двух невесомых серафимов, прибывших, чтобы забрать из этого ада господина в белом фраке и его спутницу. А потом Костэр увидел источник ослепительной вспышки и осознал причину беспокойства ангелов-хранителей. Склон Везувия расчертили три сияющих потока лавы. Они, подобно щупальцам гигантского спрута, потянулись к городу. И вот тут началась настоящая паника. Люди выбежали из своих укрытий и ринулись к морю. Максим так и не успел досмотреть, как невесомые тени окутали Веронику и Роберта. Людской поток увлек его в сторону морского берега. В сторону последней черты, способной защитить от наползающей смерти.
Бегущему к морю демиургу Максиму Костэру, понимающему, что в любую минуту он может умереть, вспомнились почему-то его картины. Его маленькая “сокровищница”, в которой так приятно было засыпать. Однажды на одном аукционе он увидел старинное полотно. Картину, на которой была изображена снисходящая на людей с неба смерть. Канри тогда пояснила, что это работа Карла Брюллова “Последний день Помпеи”. Картина была гениальна. На ней были отражены сила и страсть стихии… и ничтожность человека перед лицом высших сил. Максим тогда так и не купил эту картину… Теперь же ему предстояло увидать все воочию. Не то ли бессмертное творение Карла Брюллова вдохновило Афину на создание ее жестокого мира?
К суровой действительности Максима вернул нарастающий шум бьющихся о берег волн. Море сильно обмелело, словно тоже стараясь сбежать подальше от языков пламени. На всем пути к чернеющей вдали спасительной черте валялись мертвые рыбы и водоросли. Но главное, что манило к воде беглецов, что заставляло их обгонять друг друга, главное, что дарило им надежду – это был корабль. На палубе корабля суетилось всего человек десять, хотя вместил бы он, как минимум, пару дюжин. И корабль явно собирался отчаливать… Бегал Костэр отлично, поэтому он одним из первых достиг кромки воды. Корабль в этот миг как раз отчаливал от пирса. Один из матросов взял в руки длинный шест, чтобы оттолкнуться от берега. Максим понял, что спасен. Он подбежал к краю пирса, замахал руками и закричал: “Я благородный римлянин! Я озолочу любого, кто доставит меня на родину!”. Матрос заметил Максима и поднял шест в воздух. Демиург Максим Костэр сразу представил себе, как ему подают деревянный шест и помогают взобраться на палубу. Замечтавшийся Максим так и не успел среагировать на расчертивший воздух удар этой длинной деревянной палки.
- Сдохни в огне, римский пес! – это было последнее, что сказал матрос, перед тем, как корабль, который мог спасти еще столько человеческих жизней, отчалил от берега.
Демиург Максим Костэр так и стоял на берегу, провожая взглядом спасительное судно. Потоки лавы наползали медленно. Им некуда было торопиться. Их жертвы смирно стояли и ждали своей смерти. Лишь когда ослепительному бурлящему потоку осталось до берега всего пара метров, Максим, как и множество других, прыгнул в воду. А за ним, лишая всяческих надежд на спасение, в море устремились тонны раскаленной магмы…


Глава 5. Борьба за огонь.
В этих местах морской берег был изрезан крохотными заливами и бухтами. В них впадали звонкие ручьи и мелководные речушки, там и тут образующие заводи и болотца. Часть ручьев превратилась в высохшие русла, и в тех водоемах, которые они когда-то питали, вода была стоячая. На ее отливающей малахитом глади плавали желтые кувшинки, а берега зеленели зарослями ивы и ольхи. И заросли эти кишели жизнью! Торопливые водяные курочки и осторожные чибисы. Все они были заняты каким-то только им понятным делом, все старались вдоволь насладится столь короткими теплыми деньками.
Этот мир напомнил демиургу Максиму Костэру нелюбимую им Землю. И там и тут все дышало дикой необузданной жизнью. Вот только, в отличие от степенной госпожи-Земли, этот мир был наивен и юн. Здесь по степям все еще рыскали страшные звери, а человек совсем недавно взял в руки каменный топор и научился лишь поддерживать, но не разжигать огонь. Это был мир, принадлежавший девушке, известной Костэру под именем Афродиты. Казалось, что всепоглощающее “рацио”, бескрайнее величие человеческого разума еще не одержало здесь верх над чудом. И в любое мгновение в той крошечной морской бухточке могла выйти из пены греческая богиня красоты Афродита. И Максим бы этому ничуть не удивился…
Демиург Максим Костэр старался слишком не удаляться от морского берега. Начинало уже вечереть, и Максим боялся заблудиться. Ведь он был лишен ни то, что фонаря, но даже элементарного факела! Канри снарядила его всем необходимым, но в те времена люди не умели разжигать огонь. Зато во всем остальном Костэр был на высоте: одежда из свалявшихся серовато-бурых шкур, тяжелый каменный топор на поясе, а еще громоздкая дубовая дубина и копье с обожженным наконечником за спиной. В придачу ко всему этому Канри вручила ему три метательных дротика. Но если, как обращаться с дубиной, Максим хотя бы в общих чертах понимал, то на счет дротиков твердо решил, что будет использовать их исключительно в декоративных целях. Поверх гладко выбритых скул и подбородка, а также модной короткой стрижки, Костэр напялил накладную бороду и парик, чтобы не выделяться среди аборигенов. Десантировать Максима в этот раз никуда не пришлось. Очнулся он как раз на границе миров Афины и Афродиты. У Костэра, конечно, не было шансов, когда в воду за ним обрушился нескончаемый поток лавы, но Максима спасла элементарная жадность демиургов. Ушлая Афина создала на небольшой глубине какое-то защитное поле, которое легко пропускало тело человека или андроида, но стало непреодолимой преградой для магмы. Понять создательницу миров было просто: она ежедневно теряла тысячи болванок андроидов, и старалась втайне от туристов сохранить хотя бы часть из них. Оказавшись на глубине, потерять сознание Костэр успел, а вот умереть – нет. Со дна, как потом объяснила Канри, поднялся какой-то автоматический бот, который и доставил Максима на берег где-то на границе двух миров. Когда молодой демиург очнулся, солнце понемногу уже клонилось к закату, из чего Максим сделал вывод, что провалялся без сознания час или два. Возле него рядками лежали сотни неподвижных андроидов. Видимо, прямо на берегу Афина их и хранила, восполняя по необходимости нехватку в “живом материале”. Задание, поставленное на этот раз перед Максимом, мало отличалось от предыдущего: добраться от одного края рукотворного мирка до другого. Единственное, что волновало Костэра – это то, что в какой-то момент все же придется покинуть ставший столь привычным морской берег и углубиться в таящие опасность земли Афродиты.
- Интересно, здесь водятся саблезубые львы… или саблезубые тигры. Ну, или кто там был саблезубым! - пронеслось в голове у Максима. - Если водятся, то плохо. Такого зверя я точно не одолею. С другой стороны, если все будет происходить не на глазах у туристов, то еще вопрос – нападет ли он на меня.
Максим Костэр прекрасно знал все уловки демиургов. У него на Курской дуге, если никто за этим не следил, советские солдаты тоже иногда “не замечали” проходящих мимо немцев. Чего зазря портить ценные болванки андроидов.
Максим, насвистывая себе что-то под нос, весело шагая по берегу, как вдруг заметил невдалеке бредущую к морю человеческую фигуру. Одетый примерно в такие же, как и у Максима, шкуры и вооруженный тем же комплектом оружия, незнакомец, размахивал тяжеленной дубовой дубинкой и Костэра упорно не замечал. Максим уже, было, решил, что это такой же, как некоторые его советские солдаты, безучастный андроид, как вдруг незнакомец остановился, повернулся в его сторону и резко выпрямился.
- Лео, - коротко сказал незнакомец и стукнул себя кулаком в грудь.
- Мак, - повторил Максим его жест. Канри предложила ему называть себя “Кос”, но Костэр предпочел сокращенное до трех первых букв имя Максим.
- Лео, - вновь сказал незнакомец, затем постучал дубинкой о свое же копье и произнес второе имя, - Мак, - выражение лица у него при этом было крайне воинственное.
Драться Максим не хотел, но что делать в такой ситуации не знал, поэтому он наобум поднял в воздух дубину и сказал: “Дубинка дум-дум!”
Тот, кто называл себя Лео, тоже поднял дубину и воинственно прокричал: “Дубинка дум-дум!”
И тут Костэр понял, что к чему. Перед ним стоял турист, который еще хуже него разбирался в обычаях древних людей, зато страстно жалел с кем-нибудь подраться. Компьютеры корпорации определили Максима, как андроида, а, значит, по мнению этого горе-вояки, все, что говорит и делает Максим, исторически верно.
Демиург Максим Костэр опустился на одно колено, упер в землю свое копье и начал методично постукивать по нему дубиной, приговаривая при этом: “Дум-дум, Лео, дум-дум, Лео, дум-дум, Лео…”
Турист тоже опустился на одно колено и стал постукивать по своему копью со словами: “Дум-дум, Мак, дум-дум, Мак, дум-дум, Мак…”
Прошло минут десять. Желавшему драться Лео это все, кажется, начало надоедать. Замысел Костэра, в принципе, в этом и заключался. Пусть туристу надоест нудный “ритуал” и он уберется, наконец, восвояси. Горе-вояка поднялся во весь рост, вскинул свою дубину и снова воинственно произнес: “Дубинка дум-дум!” Максим отрицательно помотал головой и бросил в сторону туриста такой взгляд, каким обычно смотрит учитель на ученика, сморозившего какую-нибудь несусветную глупость. Лео сразу же виновато потупился. Максим же, воспользовавшись моментом, прокричал: “Мак, Лео дум-дум!”, и, подняв в воздух дубину, начал кружиться на месте. Турист радостно завопил: “Лео, Мак дум-дум!” и тоже завертелся волчком…
Когда у Костэра закружилась голова, он остановился. Лео так и продолжал вертеться.
- Посмотрим, захочется ли тебе драться после этого! – подумал Максим и оперся о свою дубовую дубину. Вскоре вращаться перестал и Лео, но уж чего-чего, а воинственности ему было не занимать. Осознав, наконец, что его безбожно пытаются обдурить, драчливый турист занес над головой дубину и бросился на Костэра. Максим тоже поднял в воздух дубину и ринулся вперед. Неимоверную тяжесть своего оружия не учли оба. Как Лео, так и Максим, на бегу начали заваливаться назад. Они проскочили друг мимо друга, но Лео умудрился зацепиться древком закрепленного за спиною копья за ногу Костэра. Оба кубарем полетели в траву, а горе-турст даже умудрился получить в бою первую “травму”: когда он упал на живот, занесенная над головою дубина больно ударила его по спине. Рассвирепев, Лео вскочил на ноги и теперь уже медленно стал приближаться к успевшему подняться Максиму. Костэр начал обходить противника по широкой дуге. Он чуть наклонился вперед, принял, насколько это возможно, грозный вид и крепко сжал дубину двумя руками. Лео повторил движения Максима. Тогда Костэр решил припугнуть противника: он занес над головой один из дротиков. Турист дротики метать явно не умел и поэтому начал отступать, но Максим уже вошел в раж и метнул во врага свой снаряд. Сделал он это зря. Дротик упал на полпути между ними, и Лео сразу смекнул, что “андроид” тоже не умеет пользоваться этим оружием. Турист издал какой-то невообразимый боевой клич, отбросил дубину, взял в руки топор и кинулся на Костэра. Все, что успел Максим, это отразить удар противника своим топором. Он удачно отбил удар. Можно сказать, что даже слишком удачно. Камень ударился о камень. Оружие Лео отскочило от чужого каменного топорища и ударило нападавшего прямо в лоб. Андроиду, наверное, таким ударом размозжило бы череп, но для туристов предусматривалась ослабляющая удар индивидуальная защита. Горе-вояка раскровил себе лоб и бездыханно рухнул на землю. Максим выронил дубину и склонился над “поверженным врагом”. У демиурга Максима Костэра тряслись руки: “Только бы я его не убил, только бы не убил!” И тут с неба на него спикировала прозрачная тень. Максим отскочил, а через секунду между ним и бездыханным телом уже высился разъяренный ангел-хранитель. Больше всего серафим напоминал подрагивание раскаленного воздуха в летний день, но со столь близкого расстояния все же можно было разглядеть очертания. Если добавить чуточку воображения, он чем-то даже походил на крылатую человеческую фигуру. Ангел-хранитель не смог просчитать всю опасность последнего удара. Но был и еще один крайне важный момент. Все андроиды программировались так, что не могли нанести человеку летального урона, даже если это прикажет сделать оператор. Поэтому серафим, похоже, не слишком-то беспокоился. А потом было уже поздно… Максим прямо-таки физически ощущал тяжелый всепроникающий взгляд серафима. А что он вообще знал об ангелах-хранителях? Как поступит эта практически совершенная машина, повстречав на пути потенциально опасного для людей андроида? Официально серафимы не снабжены никаким оружием, но то официально… Максиму сразу почему-то вспомнилось, что в стародавние времена бешеных собак попросту отстреливали.
Те несколько секунд, которые ангел пристально смотрел на него, показались Костэру вечностью. Затем серафим прозрачным коконом окутал бездыханного Лео, и тело этого горе-туриста воспарило в небеса.
- Все-таки не убил! Все-таки не убил! – Максим, тяжело дыша, упал на колени. Костэр успокаивал себя тем, что с мертвым телом ангел-хранитель поступил бы как-то иначе.

Смеркалось. На небе вспыхнули первые звезды. Море теперь осталось за спиной у Максима, он все больше и больше углублялся в первобытные владения Афродиты. Вдалеке Костэр заметил огонек костра. Максим решил незаметно подобраться к огню. Можно было переждать там ночь. От людей он как-нибудь спрячется, а дикие звери, как считал демиург, к костру подходить не решатся. Подобравшись на безопасное расстояние, Максим увидел, что перед ним раскинулось становище первобытных людей.

Афродита населила свой мир существами очень похожими на современного человека. Они ходили прямо, почти не сутулясь, у них были чуть более покатые лбы и немного более тяжелые челюсти. И еще все эти существа были ниже и слабее людей Золотого Века. Возможно, Афродита восстановила далеко не идеальный портрет человека эпохи палеолита, но она достигла двух поставленных целей: они были похожи на тех, кто посещал ее маленький мирок, и любой из туристов ощущал физическое превосходство над этими существами.

В центре становища горел костер. С четырех сторон высились оборонительные земляные насыпи. У насыпей дежурили пятеро воинов. Две женщины поддерживали огонь, заключенный в странные переносные клетки. В те времена огонь не умели разжигать, и клетки с огнем являлись самым ценным, что было у племени. Еще дюжина воинов и два десятка женщин с детьми спали на земле.
Костэру пришло в голову, что вступи он в это племя, все считали бы его великим воином-великаном. Вдруг караульные у одной из насыпей забеспокоилась. Может, какой-то зверь? Беспокойство передалось и Максиму. Затем один из воинов схватился за свою ногу. Из бедра у него торчал точь-в-точь такой же, как у Максима, деревянный дротик. Значит, это не зверь. Караульные что-то закричали. В лагере поднялась тревога. Спавшие воины вскочили на ноги и заняли оборону у той насыпи, откуда прилетел дротик. Максим усиленно всматривался в темноту, но никого не видел. Затем ночь разорвал короткий вскрик одного из обороняющихся. В голову ему прилетел тяжеленный булыжник. Караульный замертво упал на землю, и, как по команде, со всех сторон полетели камни и копья…
Штурм становища длился никак не меньше получаса. Сначала нападавшие, численно вдвое превосходившие оставшихся после обстрела камнями защитников, сосредоточили все свои силы со стороны одной насыпи. Они пытались забраться по земляному валу и достать оборонявшихся своими длинными копьями, но защитники становища заняли глухую оборону. Затем нападавшие разделились на несколько отрядов и пошли в обход. Демиург Максим Костэр увидел, как люди с дубинами и топорами врываются в лагерь. Защитники доблестно сражались. Вот коренастый мужчина наносит лезущему на стену захватчику обманный удар топором, и тот, не успевая закрыться дубовой дубиной, с криком падает наземь. А вот совсем юный воин, маленький и юркий, заставляет отступить пытавшихся протиснуться между насыпями бойцов, метко метая в них деревянные дротики. Но силы были не равны. Лишь заслышав за спиною шорох, Максим понял всю опасность для себя обходного маневра нападавших. Демиург Максим Костэр успел только обернуться, чтобы заметить черную тень, занесшую над ним деревянную дубину. Больше он ничего не помнил…

Очнулся Максим от тихих слов такой родной и знакомой речи. Сначала демиург решил, что все это ему только кажется, но потом понял, что вовсе не спит и не бредит. Было уже за полночь. На небе сияла желтая как сыр луна, окруженная россыпями звезд. Костэр лежал у костра в кучке таких же, как он, пленных бедолаг. Охраняло их больше дюжины нападавших. А откуда-то справа слышались приглушенные голоса. Разговаривали, похоже, трое предводителей налетчиков, по мнению Максима, уж слишком высоких и статных, чтобы быть аборигенами.
- …мы должны забрать их огонь – это самое ценное. А еще нам надо решать, что делать с пленными…
- Тс-с-с. Говори тише. Даже у стен есть уши. Ты что богат, как демиург, чтобы оплачивать местные штрафы?

В Золотой Век человечества выражение “богат, как демиург” приобрело статус поговорки, и приобрело не зря. В корпорации “Горголанд” не было какого-то самого главного человека, за которым всегда было бы последнее слово. Зато в ней было множество обозначенных цветами ведомств: черные, белые, зеленые, красные, серебряные и т.д. И все эти ведомства решали вопросы в рамках своей епархии, а проблемы, выходящие за рамки компетенции какого-либо “драконьего цвета”, решались на нерегулярных собраниях высших представителей всех ведомств. Но каждое из ведомств боялось, что кто-то другой получит слишком много власти и окончательно “перетянет одеяло на себя”. Поэтому основным занятием высокопоставленных “драконов” являлось постоянное ужесточение законов в отношение друг друга, бизнес элиты и власть имущих. На Земле и в райских мирах слежка стала тотальной, а воровство и взятки ушли в прошлое. Но корпорация боялась и честно накопленных состояний, дающих их владельцам слишком много силы и власти. “Денежных мешков” открыто принуждали покупать землю в новых и новых мирах, сотворенных планетостроительным флотом быстро растущего человечества. Это были выгодные вложения, но слишком долгосрочные, лишавшие богачей Золотого Века того оперативного простора, который давали наличные.
Совсем по-другому обстояли дела с демиургами. Официально зарабатывали они мало, зато находились на полном обеспечении корпорации и незамедлительно получали все то, что им требовалось. А вот неофициально… В виде штрафов за нарушение “историчности” в сотворенных ими мирах, демиургам давали колоссальные взятки, и давали их, в основном, высокопоставленные представители “драконьих” ведомств. Сами же нарушители и подталкивали демиургов к увеличению штрафов. Какой интерес нарушать порядок, если это может сделать каждый. А вот заоблачные штрафы сделали нарушение законов истории занятием элитарным. Оформлять эти штрафы официально не представлялось возможным, так как это потребовало бы передачи дел в службу безопасности. А за то, что туристы творили в сотворенных демиургами мирах, по законам Земли и райских миров были положены серьезные сроки, вплоть до лишения бессмертия и пожизненной изоляции. Но раз корпорация официально не признавала, что демиурги получают взятки, то не могла и потребовать расстаться с этими деньгами. А так как демиурги, в основном, безвылазно жили в своих крохотных мирах и деньги почти не тратили, состояния их стремительно росли. И пока эти хранители человеческой истории не лезли в политику Земли и райских миров, корпорация готова была закрывать глаза на все их прегрешения.

- Нам надо решить, что делать с пленными, - проговорил тот же голос, но уже намного тише.
- Мужчин убить, женщин изнасиловать, детей отдать в рабство, - отозвался второй голос.
- Мы должны действовать исторично! - вмешался третий. - Вы уверены, что в эпоху палеолита именно так и поступали. Может, убивали всех?
- Нет, мужчин точно убивали, а женщин насиловали, - авторитетно заявил первый голос. – А вот на счет детей я не уверен.
- Детей опасно брать в рабство. Ведь когда они вырастут, то могут отомстить за свое племя.
- А кого вообще тогда в качестве рабов использовать?! – возмутился первый голос.
- Постойте! Нужно еще разобраться по поводу женщин, - вновь вмешался третий голос, который как раз требовал вести себя “исторично”, - На счет “изнасиловать” мы определились. Но дальше тоже возможны варианты: убить или сделать рабынями?
- Мне кажется, сделать рабынями намного целесообразнее, - заявил второй.
- Целесообразнее?! – набросились на него первый и третий, - Это в Эдеме ты профессор математики, и можешь говорить “целесообразнее”. А здесь ты первобытный вождь и должен мыслить примитивно…

Максим слушал как-то отстраненно. Он даже не задумывался над тем, что в этот миг решается его судьба. Причем все три спорщика сходились в одном: раз ни женщиной, ни ребенком Костэр не является, то его стоит попросту убить.
Демиургу Максиму Костэру вспомнилось, как он еще в академии готовил доклад о величие человека.
- Человек Золотого Века, - вещал тогда с трибуны Максим, - совершенен физически, умственно и нравственно!
И зал ему рукоплескал. Отец Костэра, один из высших экономистов корпорации, “белый министр”, сидел тогда в первых рядах. После выступления он подошел к Максиму и спросил: “Может, все-таки пойдешь в политику?” На что Максим ответил: “Нет, отец. Я стану хранителем человеческой истории”…
И вот спустя много лет Максим вспомнил сказанные тогда с трибуны слова: “Человек Золотого Века совершенен физически, умственно и нравственно”. По крайней мере, на счет третьего пункта он уже не был уверен.

Трое предводителей набега могли бы, наверное, еще долго так спорить, но внимание их привлекли крики из-за одного из земляных укреплений. Охранявшие пленников воины бросились на защиту насыпей. Максим увидел, как один из них даже не успел добежать до спасительного земляного вала, пронзенный брошенным из темноты копьем. Между насыпями замаячили люди, несшие добычу. Видимо, часть племени, на которое совершили набег, была в тот момент на охоте, а теперь с этой охоты вернулась. Никакого численного перевеса у налетчиков больше не было, поэтому их “высокоморальные” предводители скрылись при первых же звуках битвы. Кроме того, на ноги вскочили пленные бойцы. Пусть многие из них были ранены, но все же они были еще кое на что способны. Объединенные силы защитников зажали агрессоров в тиски. Половину налетчиков перебили, а остальных прогнали. Во всей этой суматохе демиург Максим Костэр встал и, молча, поковылял к выходу из становища. Мешать в пылу сражения ему никто не собирался. Со своего бывшего наблюдательно пункта Максим еще раз бросил взгляд на поле боя: ни одного живого нападавшего в лагере уже не осталось. Он пожелал героическим защитникам удачи, и скрылся в первобытной ночи…


Глава 6. Курская дуга.
Ночь была все такой же теплой, но что-то в ней неощутимо переменилось. Может, это были терпкие, зрелые запахи лета, а, может, просто твердая уверенность, что земля эта больше не принадлежала диким зверям. Максим вдохнул полной грудью и почувствовал себя легко-легко… как в детстве. Демиург Максим Костэр был дома. Тихо зашелестел коммуникатор. Канри снабдила им Костэра еще в начале путешествия, хотя пользы от этой игрушки для демиурга было мало: работать коммуникатор начинал лишь, когда Каролина хотела выйти на связь. Невидимое глазу устройство, причудливой кляксой растекшееся по щеке Максима, заговорило голосом Канри: “Ты только что пересек границу своего мира, Костэр”. Но она могла этого и не говорить. Максим понял все сам. Понял по чему-то неощутимо разлитому в воздухе. По голосу земли, дышавшей духом давно ушедшей войны.
- Притормози, Костэр! Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то увидел тебя здесь с дубиной в руках, одетого в звериные шкуры. Я сейчас сброшу контейнер…
После всех этих дротиков и каменного топора автомат ППШ приятно оттягивал шею. На Максиме была легкая советская гимнастерка, с погон дерзко глядели лейтенантские звездочки. Максиму в последний раз предстояло насквозь пройти сотворенный мир. Только на сей раз, это был его мир. Мир, который сотворил он сам. Мир, где он знал каждую травинку... Поэтому Максим был в себе уверен на все сто. Вот только для начала стоило разобраться, какой сегодня день. Пятое, шестое или седьмое июля сорок третьего. Демиург Максим Костэр когда-то сам выбрал именно эти три первые дня Курской битвы. А от того, какое тут сегодня число зависало очень многое. Когда Канри “десантировала” его в Помпеях, здесь было утро 7-ого июля. Вечер Максим встретил уже в мире Афродиты и покинул его пределы далеко за полночь. Изменить течение времени Канри не сможет даже со всеми ее полномочиями. Значит, сейчас ночь накануне первого дня сражения. Пятое июля…
- Что ж… лучше и не придумаешь, - пронеслось в голове у Максима, - Немцы начнут первые обстрелы лишь на рассвете. А у меня есть шанс покинуть эти места, куда раньше. Кажется, я победил, Канри…
От приятных раздумий Костэра отвлек шелест вновь ожившего коммуникатора.
- Что еще? – сердито проговорил Максим.
- Костэр? – голос принадлежал явно не оператору Каролине Лейнри.
- Да, слушаю, - насторожился Максим.
- Костэр, это Виверн. Слава Богу, я засек твой передатчик.
- Как ты меня нашел? – удивился демиург. Оператор Канри лишила его всех каналов связи.
- Меня прямо посреди ночи разбудил один из серафимов. У него возникли подозрения, что под видом андроида в мире Афродиты скрывается живой человек. Он показал изображение, на котором ты, одетый в звериную шкуру, склонился над телом раненого туриста. Остальное было делом техники…
- Я все сейчас объясню… - начал, было, Максим, но Виктор перебил его.
- Я догадался о твоем пари, Костэр, и, пока не поздно, хочу тебя спасти. Я вообще плохо понимаю, как ты до сих пор еще жив. У Канри было столько возможностей тебя прикончить. Слушай и запоминай, я сейчас высылаю сюда бот… - но на этот раз настала очередь Максима перебить друга.
- Да, со стороны это может казаться чистой воды самоубийством, но я уже почти выиграл пари. Да что уж там “почти”… выиграл уже! Я на своей земле, Виверн! Никто не знает эти места лучше меня. Ты только испортишь дело. Как друга тебя прошу, не вмешивайся. Еще пара часов и все будет кончено. Послушай…
- Нет, это ты меня послушай! – Виверн начинал заводиться, - Да, это моя вина, что я дал тебе досье этой Каролины Лейнри. Но что мы с тобой, в сущности, про нее знаем? Что у нее в голове? Ведь Канри и ее оператор – это не одно и то же. Попробуй взглянуть на все со стороны: госпожа Лейнри предлагает тебе самоубийственное пари, руководствуясь какими-то только ей известными мотивами. Эта… - далее последовал такой длинный список “ярких эпитетов” в адрес оператора Канри, что не выдержал уже Максим.
- Заткнись, Виверн! Мне не нужна помощь. Свой выбор я уже сделал. Если будешь меня искать, ты мне не друг. Надеюсь, этим вечером заскочить к тебе, так сказать, с бутылкой шампанского. Отпраздновать мою маленькую победу… - с этими словами демиург Максим Костэр на ощупь сорвал невидимый коммуникатор и втоптал его в землю. Если все пойдет хорошо, Канри и не придется с ним связываться, а если - плохо, то коммуникатор, все равно, не поможет…

Легкой походкой Максим направлялся к границе своего маленького мира. По подсчетам демиурга, находился он где-то возле села Яковлево. Днем Костэр мог бы сказать точнее, но пока было слишком темно. Этот участок фронта прикрывала красноармейская 51-ая гвардейская стрелковая дивизия. А если точнее 154-ый и 156-ой гвардейские стрелковые полки, которые как раз были оставлены здесь для удержания двух командных высот. Между этими высотами Максим и собирался проскочить. Переходить линию фронта ему не требовалось, для здешних солдат – он свой, так что дело казалось в шляпе…
- Стой, кто идет! – послышался полный напускной строгости голос часового.
Подняв вверх руки, Максим вышел в полосу света. Ни о каком часовом здесь Максим вспомнить не мог. С другой стороны, он же не способен запомнить перемещения каждого рядового.
- Да свой я, свой, - спокойно произнес Максим, но рядовой оказался настырным. Он вскинул дуло автомата и процедил сквозь зубы: “Назови пароль!”
Все пароли демиург Максим Костэр помнил наизусть. Вот только была одна загвоздка. Выставить в этом месте часового мог хоть 156-ой, хоть 154-ый гвардейский стрелковый, да хотя бы те же связисты из 51-ой дивизии или кто-нибудь из 5-ого танкового корпуса, тоже стоящего неподалеку. А пароли у них не у всех были одинаковые. Назови Максим не тот пароль, и знающий лишь одно кодовое слово рядовой легко мог пустить ему полю в лоб. Вообще часовые так себя не вели, но этот, видно, или первый раз стоял в караул, или настроение у него было уж сильно паршивое…
- Погоди, брат, какой это полк? – Максим улыбнулся.
- Пароль! – глаза часового сузились, палец лег на спуск. Теперь Максим перепугался не на шутку: “Да из штаба я. Куда, точно попал, не знаю!”
- 154-ый.. – не спуская палец со спуска, начал рядовой, но Максим перебил его: “Пароль ‘Тетерев’. Отзыв ‘Слава Советам!’, еще вчера отзыв ‘Красное знамя’ был!”
- Пошли! – часовой ткнул Максима стволом в спину и повел его в расположение полка…

Рядовой подвел Костэра к одной из палаток и негромко позвал: “Андрей Виталич, разрешите доложить!”, - и, услышав из палатки привычное “Вольно”, уже спокойнее продолжил: “Андрей Виталич, я вам фашистского лазутчика привел. Говорит, что из штаба, и все наши пароли знает”.
Тут из палатки появился и сам Андрей Виталич, и Максим сразу понял, что теперь-то точно выкрутится. Биографию старшего лейтенанта Андрея Витальевича Рокотова демиург Максим Костэр писал сам. Он, конечно, опирался на исторические хроники, но подробностей в них не доставало и Максиму приходилось дописывать все самому.
Максим раскинул в стороны руки, и, изобразив на лице удивление, воскликнул: “Андрюха! Сколько лет! Это же я, Костев Максим. Помнишь, как мы с тобою полгода в учебке под Рязанью…”
Радости демиурга лейтенант не разделял: “Значит, ваша разведка и про учебку знает?”
Лейтенант Андрей Рокотов, видимо, страдал подозрительностью, граничащей с легкой паранойей. Ну, на кой ляд, немецкой разведке выведывать, где он учился! Максим взял себя в руки и решил применить свое самое сильное оружие: “Андрюха, ну ты чего?! Нинку-то ты помнишь? Как вы с ней…”
- А про Нинку тебе откуда известно?! – видимо, этого немецкая разведка знать никак не могла.
- Так ты же мне сам и рассказал, когда на выпуске напился в дым. Тебя еще тогда на губу…
- Все, все, все, - лейтенант выставил вперед ладони, - Извини, Максимка, не признал, - затем Рокотов повернулся к рядовому, - А ты пост почему оставил?! Шпиона он, видите ли, поймал! – солдат сразу же скрылся из виду.
- Рассказывай, Максимка. Ты, значит, в штабе теперь. Штабной, значит... А к нам по какому делу?
- Срочное донесение командующему 154-ой гвардейского стрелкового, - уж чего-чего, а ценной информации Максим знал столько, что хватило бы и на сотню срочных донесений.
- Раз срочное, то пойдем. Я тебя к Сушкову отведу…
Лейтенант проводил Максима до палатки подполковника Филиппа Тимофеевича Сушкова, командующего 154-ым гвардейским стрелковым полком. Рокотов с Костэром тепло распрощались, и лейтенант вернулся к своей палатке. Максим подождал немного и громко произнес: “Товарищ подполковник, срочное донесение из штаба армии, разрешите доложить!” Ответа не последовало, тогда Костэр отрапортовал снова. Опять тишина.
- Да, брось, лейтенант! Сушков уж пару часов как в штаб дивизии поехал. Иди лучше к нам! Здесь его и дождешься.
Недалеко от палатки подполковника солдаты и офицеры развели костер и о чем-то негромко разговаривали.
- Садись к нам, лейтенант. Мы б махорочкой тебя угостили, да у самих кончилась.
Костэр достал несколько полных кисетов: “Я ж, ребята, из штаба... Все забирайте. Мне оно без надобности. У меня еще и сухари есть…” И Максим вынул чуть ли не полранца, замотанных в тряпицу сухарей.
Бойцы сразу освободили демиургу место у костра. Дородный капитан дружески похлопал Максима по спине и сказал: “Эх, братуха, хорошо вам в штабе живется!” Потом он повернулся к одному из солдат и добавил: “А ты, Петров, чего замолк?! Рассказывай дальше”.
- Ну, так вот, - вновь заговорил Петров, и у костра сразу стало тихо. – Все вокруг свистит, ухает, страшно, аж, жуть! Дым кругом, и не видать ни черта. Небо все поволокою серой затянуто. И тут из дыма на меня немецкий БТР выскакивает. Ну, думаю, братцы, не видать мне родного дома. А БТР этот на месте как подпрыгнет! Не знаю уж, на мину он наехал, или снаряд в него попал. Лопнул БТР, словно тыква перезрелая. На куски, в общем! И самый большой кусок, передок с мотором, летит в меня. И я головою-то понимаю, что кусок БТРа этот летит меня убивать, а двинуться не могу. Будто гвоздями меня к месту прибили. И тут выбегает из дыма рядовой Туркин. Он меня, видимо, не заметил, споткнулся о мою ногу, и мы оба кубарем покатились. А передок БТРа этот до нас буквально метров пять не долетел.
- Как-то у тебя, Петров, больно складно все выходит. Брешешь, небось… - послышался ворчливый голос одного из слушателей.
- Не врет он, - послышался другой голос. – Слушайте, вот. Стреляют везде, бомбы разрываются, и такой гул кругом стоит. Я в дыму к окопу бегу, и тут вижу посреди поля Петров, словно пугало какое, стоит. Заметил я его поздно, споткнулся, и оба мы по земле покатились. Вдруг рядом с нами кусок бандуры какой-то железной падает. А лейтенант, как увидел это, орет нам: “Чего разлеглись! Здесь же бомбы! По окопом! А не то, мать вашу, всех расстреляю!”
- А вот что “по окопам”?! Что “по окопам”?! – вмешался кто-то третий. - Когда с неба бомбы сыплются, никакой окоп не спасет.
- А надо в окопах “лисьи норы” рыть. Это такие ходы боковые. Залезешь в него, и бомба не достанет!
- Так эта бомба в полста килограмм тебя в твоей же норе и засыплет. И не выберешься уже!
- Друзья, хватит уже! Давайте лучше нашу… фронтовую, - и кто-то у костра запел, потом песню подхватил второй голос, третий… И вот уже все у костра пели. И Максим тоже пел. И было ему так хорошо, так спокойно, так легко на душе. Демиург Максим Костэр понимал, что можно прямо сейчас уйти из расположения полка, не дожидаясь возвращения подполковника. И никто его, скорее всего, не остановит. Но Костэр упорно придумывал себе повод остаться: посланник из штаба, не доложивший известий командиру полка, будет выглядеть подозрительно. Кроме того, пятого июля немцы за весь день углубятся в советскую оборону от силы километров на десять, и до командных высот не доберутся. Так что, во сколько бы не вернулся Сушков, дойти до границы своего мира Максим успеет. Сказывалась еще и усталость, накопившаяся за весь этот безумный день. А у костра было так хорошо… так спокойно…

- Лейтенант, просыпайтесь! Вы же вроде искали подполковника Сушкова? – в ответ на голос, Максим приоткрыл один глаз. Над ним склонился какой-то рядовой. Максим немного приподнялся и увидел Сушкова. Демиург тотчас вскочил на ноги и отдал честь: “Здравия желаю, товарищ подполковник! Лейтенант Костев из штаба армии, прибыл со срочным поручением. Разрешите доложить!”
- Вольно, лейтенант. Не на параде, - Сушков в этот миг сворачивал себе самокрутку. Подполковник Филипп Тимофеевич Сушков был ни какой-нибудь штабной крысой. Это был настоящий герой. Сам, со своим штабом дрался, что называется “до последней капли крови”. И при этом пережил весь “Курский котел”.
- А спать ты, Костев, конечно, мастак, - усмехнулся Сушков. Максим только сейчас заметил, что уже утро, причем далеко не рассвет.
- Филипп Тимофеевич, у меня важные известия. По последним разведданным утром 6-ого июля на этом участке фронта двинутся в атаку немецкие дивизии “Лейбштандарт” и “Дас Райх ”. После массированной артподготовке, при непосредственной поддержке 8-ого авиакорпуса Люфтваффе, они нанесут колоссальной силы удар. Этот район прикрывают всего два наших гвардейских стрелковых полка. Два наших полка против двух вражеских дивизий! Командование армии не успеет прислать подкрепление. Вы должны перегруппироваться, объединить силы с ближайшими соединениями. До завтрашнего утра еще есть время…
- А почему же до завтрашнего? Сегодня же шестое, а не пятое июля.
- Что?! – Максим побледнел на глазах.
- Что-что… шестое число сегодня. Вы там, в штабе, так всю войну проспите, - рассмеялся Сушков.
Костэр судорожно соображал, где же он просчитался. Проспать сутки у костра он точно не мог, Максиму бы этого попросту никто не дал. Когда его оглушили налетчики в мире Афродиты, он тоже пролежал всего пару часов: решать сутки вопрос с пленными нападавшие не могли. А вот когда спасательный бот в Помпеях достал Костэра из воды… Вот там-то он мог проваляться на берегу, сколько угодно. Максим сделал тогда вывод, что пролежал без сознания часа два по тому, насколько сместилось солнце. А вот, что тогда мог наступить уже новый день, демиург даже не подумал. И ведь когда он выходил на связь с Канри, то мог у нее спросить, какое сегодня число. Но ведь не спросил! Не спросил! Не спросил!
- Да что ты так беспокоишься, лейтенант, - Сушков явно заметил, что на Костэре лица нет, - Ходили уже в атаку твои немцы. Три раза этим утром атаковали, и все без толку. Здесь же траншеи, минные поля, вражеским танкам не пройти. И самолетов мы их в небе почти не видели.
Максим закрыл лицо руками. Ну, как объяснить этому подполковнику, что он, демиург Максим Костэр, просто знает, как все будет, и точка! Что от 156-ого гвардейского стрелкового не останется в живых и десятой доли личного состава, что и 154-ому полку придется не многим лучше, что Вас, гвардии подполковник Филипп Тимофеевич Сушков, сегодня унесут окровавленного на носилках. А причина, Филипп Тимофеевич, в том, что он, демиург Максим Костэр, когда-то запрограммировал все именно так!
- Матерь Божья! – услыхал Максим голос Сушкова. Демиург так и стоял, закрыв лицо руками. Он не видел, что происходит, но обо всем прекрасно догадывался. Наконец, Максим открыл глаза и взглянул на небо. Он видел эту картину уже много раз…
Подобно стае саранчи, небо заслонило больше сотни немецких самолетов. Сушкову, наверное, даже в голову не приходило, что враг может сосредоточить свои силы на столь узком участке.
- Все по окопам! – заорал подполковник, но его бойцы и так понимали, что делать…

Едва в воздухе начал нарастать гул самолетных винтов, как его заглушили звуки выстрелов немецкой артиллерии и шестиствольных минометов. И вот тогда наступил настоящий ад…
Немецкие “юнкерсы” танцевали в воздухе. Подобно слетевшимся на шабаш ведьмам, они кружили над землей в смертельном хороводе. Русские солдаты окрестили потом этот маневр “чертовым колесом”. Только лишь один бомбардировщик покидал круг, его место тут же занимал другой. И так ни один час… С неба сыпались, сыпались и сыпались бомбы. А еще по окопам нескончаемо целили артиллерия и минометы. Казалось, что не осталось такого места, куда бы ни упал хотя бы один снаряд. Злую шутку сыграли с защитниками и ими же поставленные мины. Попадание немецких бомб по заминированным участкам лишь подливало огонь в это чудовищное инферно, силящееся стать единым сгустком пламени и поглотить командные высоты. Подобно стервятникам, выползли на пылающее поле тяжелые немецкие танки. Опасаясь минных полей и противотанковых заграждений, они двигались по воронкам от авиабомб, выискивая спасшихся защитников…
Демиург Максим Костэр вжался в дно окопа. Здесь, перед лицом гибели, он первый раз взглянул на произошедшие с ним события совершенно в ином свете. Почему этой ночью он не доверился Виверну? Почему он, Максим, вообразил, что сможет выиграть это чертово пари! Ведь все миры Олимпийского клуба были теперь подвластны Канри. Кто сделал так, что корабль в Помпеях уплыл и оставил Костэра умирать на берегу. Кто в мире Афродиты навел отряд налетчиков на место, где прятался Максим. Кто поставил часового между командными высотами, а потом ночью вызвал Сушкова в штаб, чтобы Костэр пробыл здесь до утра. У Каролины Лейнри не было мотивов? Еще как были! Если Костэр погибнет, она, как его заместитель, станет демиургом этого мира, вместо него. Ведь Виверн сразу почуял подвох, а он спец в таких делах…
Максим вздрагивал от каждого звука падающей на землю бомбы. Ему все время казалось, что бомба летит именно в его окоп. Самое страшное в бомбежке – это выматывающее ежесекундное ожидание гибели…
По дну окопа проползла неуклюжая тень “юнкерса”.
- Почему все говорят, что смерть ходит в балахоне и с косой, - промелькнуло в голове демиурга, - У него, у Максима Костэра, смерть вот такая… с крестами и свастикой на крыльях.
А потом мир вдруг наполнился невыносимым звенящим гулом, и все вокруг потемнело.

Сначала перед глазами Максима маячило одно лишь размытое пятно. Затем мир начал приобретать четкость. Невнятные цветные мазки складывались теперь в единую, цельную картину, и вот Максим уже смог различить высокие скулы на бледном лице, копну каштановых волос – очень красивых, хотя и не совсем таких, какие ему нравились – чуточку раскосые глаза, изумрудно-зеленого цвета, показавшегося Максиму крайне интересным, и эту грустную улыбку, именно такую… дальше, наверное, продолжать не стоило.
- Карина? – прохрипел Максим.
- Почти угадал. Это я, Каролина. Каролина Лейнри.
На девушке была невзрачная советская гимнастерка со знаками санитарных войск. Вся земля вокруг была выжжена и покрыта кратерами от разорвавшихся бомб. Возле окопа, где и лежал присыпанный землей Костэр, стоял его антрацитово-черный спортивный глайдер. Максим и забыл уже, что давал когда-то Канри коды доступа к нему.
- Как?! Как такое возможно? Ведь эти бомбы…
- Я исключила твой окоп из зоны бомбардировки. Демиург ведь имеет право на маленькие исторические неточности?
Максим попытался подняться, но тут же понял, что его немного контузило. Из правого уха потекла кровь.
- Вставай, демиург Максим Костэр, - девушка протянула ему руку.
Максим ухватил ладонь Канри, поднялся на ноги и хрипло ответил ей: “Демиурга Максима Костэра больше нет. Он умер под ударами немецких бомб…”

Вместо эпилога.
- …а между тем наш пантеон продолжает сдавать позиции, - как всегда, закончил Зевс свою длинную речь. В ответ на слова громовержца, Дионис попытался отсалютовать полным вина кубком, но был уже настолько пьян, что только расплескал вино.
- А ты не знаешь, куда подевался Арес? - поинтересовалась Афина у своей подруги. - Давно его здесь не видела.
- Говорят, он улетел на Землю со своим заместителем, с этой куклой… как ее… Канри, - произнесла Афродита с нескрываемым презрением, - И мир свой бросил. Теперь проект или закроют или отдадут кому-нибудь.
- Нда… - Афина явно задумалась, - Помнишь, я говорила Аресу, что ему стоит спуститься на землю? – ее подруга кивнула, - Так вот. Я беру свои слова обратно. Богам не стоит спускаться с небес…